В детстве летом мы ездили к дедуле. Зимой скучали по дедуле.
Бабуля была недостижимой, отстраненной, и я до сих пор с особыми чувствами вспоминаю тот единственный раз, когда она читала нам на ночь книжку.
" Маленькая, хрупкая женщина в очках - Ирина Михайловна Харахаш, заместитель главного конструктора завода, один из авторов первого советского роторного экскаватора", - так сказано о ней в журнале "Работница".
Работая с психологом, я с огромным удивлением обнаружила, что нити многих моих внутренних каменных блоков, парализующих страхов ведут к отношениям с бабушкой, с маминой мамой, с которой у меня в жизни было очень мало отношений.
Причем в первый раз острое осознание этих связей случилось в день снятия блокады, о чем я, не ленинградка, не знала. Синдром годовщины и синхронизация, натяжение прочной связки истории личной и истории страны.
Когда 27 января психолог в завершительной части встречи сказала, что сегодня день снятия блокады, я ощутила себя частью огромного исторического полотна, нитью афининого ковра, поняла, как многое в нас определяют судьбы наших предков.
Бабушкина история, что жила во мне, переданная через умолчание, через обрывки фраз, доносившихся из-за кухонных дверей, через весь контекст бабушкиного уклада, было ужасна.
Я знала многое из дневника, написанного ею для ее отца. Про смерть братьев в блокаду у нее на глазах, про ее мать, выбравшую голодную смерть, чтобы Ирочка могла спастись.
Как многие пережившие войну, она молчала о ней, заморозив эту боль. И себя вместе с ней.
Но когда я добралась до отзвуков бабушкиной боли в моем внутреннем пейзаже, то была потрясена.
Как она, юная девушка, вообще это пережила?
Дорогой ценой далась жизнь. Жизнь с каменными чувствами, с замороженной душой.
Когда вижу все эти надписи на тайотах и даже мерсах "на берлин", "спасибо деду за победу", то вспоминаю бабулю и понимаю, что в этой безвкусной свистопляске поклонения войне опять вытаптывается женское.
Почему на наклейках не пишут "спасибо бабе"... Да и вообще, как можно было бы сказать про наших женщин-воительниц, фронтовичек, тружениц тыла?
Спасибо бабе за что?
Спасибо бабушкам за ...?
Или их там не было? На войне? В тылу?
Были же. И выстояли. И выстудились. Смогли выжить, умертвив душу. Обдавая холодом своих детей и внуков.
Конечно же вспоминается книга "У войны не женское лицо" Светланы Алексиевич, лауретки Нобелевской премии по литературе.
Я читала только отрывки, на все сил моих не было. А они это прожили.
Во имя бабушки. Во имя себя. Разрешить себе ошибаться, быть уязвимой, быть несовершенной, быть живой.
Если есть какая-то связь между душами, может быть это снимет злые чары и с нее?
Бабуля была недостижимой, отстраненной, и я до сих пор с особыми чувствами вспоминаю тот единственный раз, когда она читала нам на ночь книжку.
" Маленькая, хрупкая женщина в очках - Ирина Михайловна Харахаш, заместитель главного конструктора завода, один из авторов первого советского роторного экскаватора", - так сказано о ней в журнале "Работница".
 |
| Работница, 1963 год, сентябрь. |
Причем в первый раз острое осознание этих связей случилось в день снятия блокады, о чем я, не ленинградка, не знала. Синдром годовщины и синхронизация, натяжение прочной связки истории личной и истории страны.
Когда 27 января психолог в завершительной части встречи сказала, что сегодня день снятия блокады, я ощутила себя частью огромного исторического полотна, нитью афининого ковра, поняла, как многое в нас определяют судьбы наших предков.
Бабушкина история, что жила во мне, переданная через умолчание, через обрывки фраз, доносившихся из-за кухонных дверей, через весь контекст бабушкиного уклада, было ужасна.
Я знала многое из дневника, написанного ею для ее отца. Про смерть братьев в блокаду у нее на глазах, про ее мать, выбравшую голодную смерть, чтобы Ирочка могла спастись.
Как многие пережившие войну, она молчала о ней, заморозив эту боль. И себя вместе с ней.
Но когда я добралась до отзвуков бабушкиной боли в моем внутреннем пейзаже, то была потрясена.
Как она, юная девушка, вообще это пережила?
Дорогой ценой далась жизнь. Жизнь с каменными чувствами, с замороженной душой.
Когда вижу все эти надписи на тайотах и даже мерсах "на берлин", "спасибо деду за победу", то вспоминаю бабулю и понимаю, что в этой безвкусной свистопляске поклонения войне опять вытаптывается женское.
Почему на наклейках не пишут "спасибо бабе"... Да и вообще, как можно было бы сказать про наших женщин-воительниц, фронтовичек, тружениц тыла?
Спасибо бабе за что?
Спасибо бабушкам за ...?
Или их там не было? На войне? В тылу?
Были же. И выстояли. И выстудились. Смогли выжить, умертвив душу. Обдавая холодом своих детей и внуков.
Конечно же вспоминается книга "У войны не женское лицо" Светланы Алексиевич, лауретки Нобелевской премии по литературе.
Мы все в плену "мужских" представлений и "мужских" ощущений войны. "Мужских" слов. А женщины молчат. Никто же, кроме меня, не расспрашивал мою бабушку. Мою маму.Молчат даже те, кто был на фронте. Если вдруг начинают говорить, торассказывают не свою войну, а чужую. Другую. Подстраиваются под мужскойканон. И только дома или когда всплакнут в кругу фронтовых подруг, онивспоминают войну (в своих журналистских поездках не раз слышала), котораямне совершенно незнакома. Как и в детстве, я потрясена. В их рассказахпроглядывает чудовищный оскал таинственного... Когда женщины говорят, у нихнет или почти нет того, о чем мы привыкли читать и слышать: как одни людигероически убивали других и победили. Или проиграли. Какая была техника -какие генералы. Женские рассказы другие и о другом. У "женской" войны своикраски, свои запахи, свое освещение и свое пространство чувств. Свои слова.Там нет героев и невероятных подвигов, там есть просто люди, которые занятынечеловеческим человеческим делом. И страдают там не только они (люди!), нои земля, и птицы, и деревья. Все, кто живут вместе с нами на земле. Страдаютони без слов, что еще страшнее...
Я читала только отрывки, на все сил моих не было. А они это прожили.
Будет ласковый дождь, будет запах земли.Когда разворачиваю этот мучительно смятый комок чувств, мыслей, то хочу жить.
Щебет юрких стрижей от зари до зари,
И ночные рулады лягушек в прудах,
И цветение слив в белопенных садах.
Огнегрудый комочек слетит на забор
И малиновки трель выткет звонкий узор.
И никто, и никто не вспомянет войну,
Пережито, забыто, ворошить ни к чему,
И ни птица, ни ива слезы не прольет,
Если сгинет с земли человеческий род.
И Весна... и Весна встретит новый рассвет,
Не заметив, что нас уже нет.
Сара Тисдейл. Перевод Льва Жданова.
Во имя бабушки. Во имя себя. Разрешить себе ошибаться, быть уязвимой, быть несовершенной, быть живой.
Если есть какая-то связь между душами, может быть это снимет злые чары и с нее?
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Что вы думаете по этому поводу?